Река раскинулась. Течет, грустит лениво И моет берега. Над скудной глиной желтого обрыва В степи грустят стога.
О, Русь моя! Жена моя! До боли Нам ясен долгий путь! Наш путь — стрелой татарской древней воли Пронзил нам грудь.
Наш путь — степной, наш путь — в тоске безбрежной — В твоей тоске, о, Русь! И даже мглы — ночной и зарубежной — Я не боюсь.
Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами Степную даль. В степном дыму блеснет святое знамя И ханской сабли сталь…
И вечный бой! Покой нам только снится Сквозь кровь и пыль… Летит, летит степная кобылица И мнет ковыль…
И нет конца! Мелькают версты, кручи… Останови! Идут, идут испуганные тучи, Закат в крови!
Закат в крови! Из сердца кровь струится! Плачь, сердце, плачь… Покоя нет! Степная кобылица Несется вскачь!
Мы, сам-друг, над степью в полночь стали: Не вернуться, не взглянуть назад. За Непрядвой лебеди кричали, И опять, опять они кричат…
На пути — горючий белый камень. За рекой — поганая орда. Светлый стяг над нашими полками Не взыграет больше никогда.
И, к земле склонившись головою, Говорит мне друг: «Остри свой меч, Чтоб недаром биться с татарвою, За святое дело мертвым лечь!»
Я — не первый воин, не последний, Долго будет родина больна. Помяни ж за раннею обедней Мила друга, светлая жена!
В ночь, когда Мамай залег с ордою Степи и мосты, В темном поле были мы с Тобою, — Разве знала Ты?
Перед Доном темным и зловещим, Средь ночных полей, Слышал я Твой голос сердцем вещим В криках лебедей.
С полуно’чи тучей возносилась Княжеская рать, И вдали, вдали о стремя билась, Голосила мать.
И, чертя круги, ночные птицы Реяли вдали. А над Русью тихие зарницы Князя стерегли.
Орлий клёкот над татарским станом Угрожал бедой, А Непрядва убралась туманом, Что княжна фатой.
И с туманом над Непрядвой спящей, Прямо на меня Ты сошла, в одежде свет струящей, Не спугнув коня.
Серебром волны блеснула другу На стальном мече, Освежила пыльную кольчугу На моем плече.
И когда, наутро, тучей черной Двинулась орда, Был в щите Твой лик нерукотворный Светел навсегда.
Опять с вековою тоскою Пригнулись к земле ковыли. Опять за туманной рекою Ты кличешь меня издали’…
Умчались, пропали без вести Степных кобылиц табуны, Развязаны дикие страсти Под игом ущербной луны.
И я с вековою тоскою, Как волк под ущербной луной, Не знаю, что делать с собою, Куда мне лететь за тобой!
Я слушаю рокоты сечи И трубные крики татар, Я вижу над Русью далече Широкий и тихий пожар.
Объятый тоскою могучей, Я рыщу на белом коне… Встречаются вольные тучи Во мглистой ночной вышине.
Вздымаются светлые мысли В растерзанном сердце моем, И падают светлые мысли, Сожженные темным огнем…
«Явись, мое дивное диво! Быть светлым меня научи!» Вздымается конская грива… За ветром взывают мечи…
Опять над полем Куликовым Взошла и расточилась мгла, И, словно облаком суровым, Грядущий день заволокла.
За тишиною непробудной, За разливающейся мглой Не слышно грома битвы чудной, Не видно молньи боевой.
Но узнаю тебя, начало Высоких и мятежных дней! Над вражьим станом, как бывало, И плеск и трубы лебедей.
Не может сердце жить покоем, Недаром тучи собрались. Доспех тяжел, как перед боем. Теперь твой час настал. — Молись!
Поэт-символист А. Блок – ключевая фигура русской поэзии начала XX века. На протяжении всей жизни его взгляды кардинально менялись, что неизменно отражалось в творчестве. Революция 1905 г. оказала большое влияние на мировоззрение Блока. Революционные убеждения поэта были серьезно поколеблены ужасом от кровавых событий. Он переосмысливает свой взгляд на историю и судьбу России. Результатом этого становится патриотический цикл «Родина», который включает в себя стихотворение «На поле Куликовом» (1908 г.).
Центральный образ произведения – Куликовское поле, ставшее символом героической победы объединенного русского войска над ненавистной Золотой Ордой. Эта победа, в конечном счете, привела к окончательному избавлению от татаро-монгольского ига. Также она способствовала объединению Руси и созданию единого Московского государства. В более широком смысле Куликовская битва считается победой добра над злом.
В начале стихотворения Блок дает общую картину героического прошлого своей страны. Русь ассоциируется у поэта с образом «степной кобылицы», которая никогда не прекращает свой стремительный бег. Постоянные набеги кочевников приводят к тому, что русские воины проводят большую часть жизни в седле с оружием в руках. Центральная фраза, отражающая это состояние, стала крылатой – «Покой нам только снится».
Блок не описывает саму битву, для него больше важна подготовка к ней, стремление воинов отдать жизнь за свободу и независимость своей Отчизны. Во второй части Блок вводит пророческое замечание лирического героя – «Долго будет родина больна». Автор расширяет описание исторического события до масштабного анализа всей русской истории. Победа на Куликовском поле и свержение ига не принесут покоя русским людям. Еще неоднократно Россия будет находиться в условиях смертельной опасности, исходящей от внешних и внутренних врагов.
В центральной части цикла появляется символ Богородицы, олицетворяющей собой главную защиту России. Ее незримое присутствие придает воинам силы в решающей битве. Священный свет «лика нерукотворного» побеждает тьму и мрак, наполняет сердца мужеством и отвагой.
В финале Блок описывает современное ему состояние России. Революционные настроения он воспринимает с огромной тревогой, они напоминают ему разгорающийся вдалеке «широкий и тихий пожар». Над Куликовским полем вновь собираются тучи. Вторжение темных сил должно вот-вот состояться. Автор надеется, что священные заветы предков помогут русским людям одержать победу над очередным врагом. Залогом победы он считает обращение к вере и заканчивает произведение призывом: «Молись!»
Два петербуржца «И вечный бой, покой нам только снится…» неожиданно натыкаешься у Бродского на что-то до боли знакомое из детства. Да это же А. Блок, на поле Куликовом! Точно. Что это плагиат или, как нынче модно говорить, ремикс? А впрочем не так и важно, ведь у Бродского сражение времен Второй мировой войны, а у Блока на поле Куликовом, ответит находчивый почитатель Бродского, и добавит, что в стиле постмодернизма прямое цитирование — дозволено. Ну и хорошо, фиг с этим постмодернизмом. Видели мы и унитаз(«Фонтан») Дешана и «Черный квадрат» Малевича, поэтому нас ничем уже не удивишь. Тем более, как говорят, этот постмодернизм уже канул в Лету. Здесь хотелось бы остановиться на психологическом состоянии воинов в стихотворениях. У Бродского бой идет от лица человека, исполняющего воинский долг, а у Блока — за Русь, за историческую судьбу. Голый психологизм Бродского, – лишенный политической идеологии, просто желание жить. Без всяких идеологий, просто быть. Что это личность поэта или поэтическая идея? Насчет личности — это, конечно, преувеличение, гипербола, хотя, полагаю, что Блок бы так не написал. Блок чувствовал себя частицей огромной России, которой предназначено Богом большое значение, и Блок воспринимал это на уровне своего предвидения, мистически, он слышал голос истории. Сейчас, в эпоху глобализации, современникам ближе мироощущение Бродского, хотя, наверное, не его стихи как таковые, когда выражаясь по Толстому, все смешалось, или смешивается, на земном шаре и государства или Отечество уже и не Отчество, а общее человечество, которое унифицируется, и китаец, француз или русский сидят за одинаковым компьютером, смотрят один и тот же фильм, читают одни и те же книги, слушают одну и туже музыку и так далее… Быть может, кто – то спросит, а причем здесь петербуржцы? Разве что в одном городе родились и жили, правда Бродский -то в Ленинграде, а Блок в Санкт-Петербурге и в государствах разных. Отвечу, что люди жившие или живущие в каком — то месте составляют некоторый дух, ментальность, этого места, который никуда не уходит, а живет в этом городе. И если прислушаться, то можно услышать, как Александр Блок, шаги истории, шаги двух петербуржцев. Александр Блок На поле Куликовом
Река раскинулась. Течет, грустит лениво И моет берега. Над скудной глиной желтого обрыва В степи грустят стога.
О, Русь моя! Жена моя! До боли Нам ясен долгий путь! Наш путь — стрелой татарской древней воли Пронзил нам грудь.
Наш путь — степной, наш путь — в тоске безбрежной — В твоей тоске, о, Русь! И даже мглы — ночной и зарубежной — Я не боюсь.
Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами Степную даль. В степном дыму блеснет святое знамя И ханской сабли сталь.
И вечный бой! Покой нам только снится Сквозь кровь и пыль. Летит, летит степная кобылица И мнет ковыль.
И нет конца! Мелькают версты, кручи. Останови! Идут, идут испуганные тучи, Закат в крови! Закат в крови! Из сердца кровь струится! Плачь, сердце, плачь. Покоя нет! Степная кобылица Несется вскачь! 7 июня 1908 Иосиф Бродский И вечный бой. Покой нам только снится. И пусть ничто не потревожит сны. Седая ночь, и дремлющие птицы качаются от синей тишины.
И вечный бой. Атаки на рассвете. И пули, разучившиеся петь, кричали нам, что есть еще Бессмертье. . А мы хотели просто уцелеть.
Простите нас. Мы до конца кипели, и мир воспринимали, как бруствер. Сердца рвались, метались и храпели, как лошади, попав под артобстрел.
. Скажите. там. чтоб больше не будили. Пускай ничто не потревожит сны. . Что из того, что мы не победили, что из того, что не вернулись мы.
У нас вы можете бесплатно скачать произведения по классической литературе в удобном файле-архиве, далее его можно распаковать и читать в любом текстовом редакторе, как на компьютере, так и на любом гаджете или «читалке».
Мы собрали лучших писателей русской классической литературы, таких как:
Александр Пушкин
Лев Толстой
Михаил Лермонтов
Сергей Есенин
Федор достоевский
Александр Островский
. и многих других известнейших авторов написавших популярные произведения русской классической литературы.
Все материалы проверены антивирусной программой. Также мы будем пополнять нашу коллекцию по классической литературе новыми произведениями известных авторов, а возможно, и добавим новых авторов. Приятного прочтения!
Русский писатель (9 (21) августа 1871 — 12 сентября 1919)
Руусский поэт, драматург (20 августа (1 сентября) 1855 — 30 ноября (13 декабря) 1909)
Русский поэт (15 (27) ноября 1840 (1841?) — 17 (29) августа 1893)
Русский поэт, писатель (11 (23) июня 1889 — 5 марта 1966)
Поэт-символист (3 [15] июня 1867 — 23 декабря 1942)
Русский поэт (19 февраля [2 марта] 1800 — 29 июня [11 июля] 1844)
Русский поэт (18 (29) мая 1787 — 7 (19) июня 1855)
Русский писатель, поэт (14 (26) октября 1880 — 8 января 1934)
Русский поэт. (16 (28) ноября 1880 — 7 августа 1921)
Русский поэт, прозаик, драматург, переводчик, историк. (1 (13) декабря 1873 — 9 октября 1924)
Русский писатель, поэт (10 (22) октября 1870 — 8 ноября 1953)
Русский поэт, художник (16 [28] мая 1877 — 11 августа 1932)
Русская поэтесса, писательница (8 [20] ноября 1869 — 9 сентября 1945)
Русский прозаик, драматург, поэт, критик и публицист. (20 марта (1 апреля) 1809 — 21 февраля (4 марта) 1852)
Русский писатель, прозаик, драматург (16 (28) марта 1868 — 18 июня 1936)
Русский драматург, поэт, дипломат и композитор. (4 (15) января 1795 — 30 января (11 февраля) 1829)
Русский поэт (16 [28] июля 1822 — 25 сентября [7 октября] 1864)
Русский писатель-прозаик (11 августа [23 августа] 1880 — 8 июля 1932)
Русский поэт (3 (15) апреля 1886 — август 1921)
Генерал-лейтенант, участник Отечественной войны 1812 года, русский поэт (16 (27) июля 1784 — 22 апреля (4 мая) 1839)
Русский поэт (3 (14) июля 1743 — 8 (20) июля 1816)
Русский писатель, мыслитель. (30 октября (11 ноября) 1821 — 28 января (9 февраля) 1881)
Русский поэт. (21 сентября (3 октября) 1895 — 28 декабря 1925)
Русский поэт, критик, переводчик. (29 января (9 февраля) 1783 — 12 апреля (24 апреля) 1852)
Русский поэт, прозаик (29 октября (10 ноября) 1894 — 26 августа 1958)
Русский литератор (1 (12) декабря 1766 — 22 мая (3 июня) 1826)
Русский поэт (10 (22) октября 1884 — 23 и 25 октября 1937)
Русский поэт, баснописец (2 (13) февраля 1769 — 9 (21) ноября 1844)
Русский поэт (6 (18) октября 1872 — 1 марта 1936)
Русский писатель (26 августа (7 сентября) 1870 — 25 августа 1938)
Русский поэт, прозаик, драматург. (3 (15) октября 1814 — 15 (27) июля 1841)
Русский писатель (4 (16) февраля 1831 — 21 февраля (5 марта) 1895)
Русская поэтесса (19 ноября [1 декабря] 1869 — 27 августа [9 сентября] 1905)
Русский поэт (23 мая (4 июня) 1821 — 8 (20) марта 1897)
Русский поэт, прозаик (3 (15) января 1891 — 27 декабря 1938)
Русский советский поэт (7 [19] июля 1893 — 14 апреля 1930)
Русский поэт (26 декабря 1862 — 31 января 1887)
Русский поэт, писатель, публицист. (28 ноября (10 декабря) 1821 — 27 декабря 1877 (8 января 1878)
Русский драматург. (31 марта (12 апреля) 1823 — 2 (14) июня 1886)
Русский писатель, поэт (29 января [10 февраля] 1890 — 30 мая 1960)
Русский поэт, драматург и прозаик. (26 мая (6 июня) 1799 — 29 января (10 февраля) 1837)
Русский поэт, общественный деятель, декабрист (18 сентября (29 сентября) 1795 — 13 (25) июля 1826)
Русский писатель. (15 (27) января 1826 — 28 апреля (10 мая) 1889)
Русский поэт (4 мая (16 мая н.ст.) 1887 — 20 декабря 1941)
Русский поэт и писатель (26 июля [7 августа] 1837 — 25 сентября [8 октября] 1904)
Русский поэт (16 [28] января 1853 — 31 июля [13 августа] 1900)
Русский поэт, писатель и драматург (17 февраля (1 марта) 1863, — 5 декабря 1927)
Русский писатель, поэт, драматург. (24 августа (5 сентября) 1817 — 28 сентября (10 октября) 1875 )
Русский писатель, мыслитель. (28 августа (9 сентября) 1828 — 7 (20) ноября 1910)
Русский писатель, поэт. (28 октября (9 ноября) 1818 — 22 августа (3 сентября) 1883)
Русский поэт, дипломат, публицист (23 ноября (5 декабря) 1803 — 15 (27) июля 1873)
Русский поэт, переводчик и мемуарист. (23 ноября (5 декабря) 1820 — 21 ноября (3 декабря) 1892, Москва)
Русский поэт (28 октября (9 ноября) 1885 — 28 июня 1922)
Русский поэт (16 (28) мая 1886 — 14 июня 1939)
Русский поэт, прозаик (26 сентября (8 октября) 1892 — 31 августа 1941)
Русский философ. (27 мая (7 июня) 1794 — 14 (26) апреля 1856)
Русский поэт, прозаик (1 (13) октября 1880 — 5 августа 1932)
Русский философ. (12 (24) июля 1828 — 17 (29) октября 1889)
Русский писатель, драматург. (29 января 1860 — 15 июля 1904)
Русский писатель, поэт (19 [31] марта 1882 — 28 октября 1969)
Будучи в Петербурге страстно захотелось мне побывать в квартире – музее Блока. Я попала туда не сразу, но всё же нашла на второй день. Писать о Блоке трудно: такой он тончайший лирик, такая неординарная личность, такой талантливейший поэт, так рано ушедший из жизни, впрочем, как и многие поэты в России. Я много думала о его судьбе.
Кто же он? Этот мальчик из профессорско – дворянской семьи, родители которого разошлись сразу после его рождения. Но всё равно детство его было таким безмятежным! Профессор дед – известный ботаник Бекетов – в нём души не чаял, как, впрочем, и многочисленные тетушки. Он родился в Петербурге, но все летние месяцы семья проводила в подмосковном имении деда – Шахматово, где мальчик Сашурочка, как его называли бабушка и любвеобильные тетушки, под руководством деда изучал родную природу и проводил много времени в соловьином саду.
Но постепенно он превращается из Сашурочки в Сашу, которым гордятся в семье — ведь он становится известным поэтом, после первой же книги стихов « Стихи о Прекрасной Даме», изданной в 1904 году. Эти стихи он посвящает своей невесте Любе Менделеевой, дочери знаменитого химика. В этих стихах все признаки эстетики символистов, нового течения в искусстве:
Предчувствую тебя. Года проходят мимо. Всё в облике одном предчувствую тебя. Весь горизонт в огне и ясен нестерпимо, И молча жду, — тоскуя и любя».
Юный Александр Блок стремится к гармонии и чистоте. Жизнь виделась ему в розовом тумане. Он женится на Любе, которую полюбил безумно, до кончиков ногтей еще, когда ему было 18, а ей 17 лет, она не сразу, но тоже полюбила… Они венчаются в маленькой церкви села Шахматово, такие красивые и молодые… Но желанного счастья не получилось. Он слишком любил её идеальной любовью, а ей хотелось земной любви. И вскоре в их отношениях появится третий.
Им окажется самый близкий друг Блока, его ровесник, Андрей Белый (настоящее имя которого Борис Николаевич Бугаев), тоже поэт – символист, родившийся в Москве на Арбате и выросший в семье профессора математики Московского университета.
Молодая жена Блока не выдержит частых отлучек мужа, а рядом всегда будет Андрей, белокурый красавец с бездонными синими глазами, влюблённый в неё без памяти, чувственный, утончённый…Они станут любовниками, их отношения продлятся два года, Люба уйдет от мужа. А Блок будет нестерпимо страдать. Может, тогда появятся те первые отметины боли на его сердце?
Но Любовь Дмитриевна подумав, не стала разрушать семью – она осталась с мужем. А Андрей Белый не смог её забыть, хотя у него были женщины, жёны. Последней была Клавдия, которую он звал « моя Клоди». Она терпела его ложь и постоянные измены, он и умер у неё на руках в 1934 году. А Любовь Дмитриевна ездит на гастроли по России с театром Мейерхольда, играет маленькие роли, у неё случаются романы. Блок пишет ей письма: « Ты моё солнце, ты моё небо, моё Блаженство. Я не могу без тебя жить ни здесь, ни там».
Вторая книга стихов Блока «Нечаянная радость» принесла ему широкую популярность, среди них были такие шедевры, как « Незнакомка», «Девушка пела в церковном хоре» и другие. В некоторых из них он отразил впечатления революции 1905-го, очевидцем которых он был и даже во время одной из демонстраций нес красное знамя. Свои впечатления он отразил в стихах: « Вися над городом всемирным», « Шли на приступ. Прямо в грудь…» А стихотворениях « Сытые» и « Фабрика» поэт показал Россию контрастов — Россию сытых и нищих. С юношеских лет у него было сопереживание к простому народу — как- то раз после обеда он скажет матери: « Мы тут болтаем, говорим о «делах», а у прачки Дуни болит голова, болит живот и почки…»
В стихотворении « Осенняя воля» впервые появляется в его творчестве тема России, которой он потом посвятит столько гениальных строк. В переломные для Блока годы он обратится к драме и напишет три « Незнакомка», « Король на площади» и « Балаганчик», в котором он освобождается от пут декаданса. Появление его « Балаганчика» вызвало резкую критику со стороны соратников – символистов. А буквально в день столыпинского переворота в 1907 году он напишет первые стихи из своих гневных «Ямбов»:
Эй, встань и загорись и жги! Эй, подними свой верный молот, Чтоб молнией живой расколот Был мрак, где не видать ни зги!
В этот период реакции основные деятели искусства отошли от революции, а Блок пишет в своём дневнике: « Никаких символизмов больше: я не мальчик, сам отвечаю за всё». А в записной книжке 12 сентября 1908 года отмечает: « Знаю, что теперь за всякую политику сцапают. И всё-таки очень мечтаю о большом журнале с широкой общественной программой. Уверен, что теперь можно осуществить такой журнал, для очень широких слоёв населения и с большим успехом, если бы … не правительство».
И Блок включился в литературную борьбу, пишет большое количество важных критических, литературоведческих и публицистических статей.
Но призывы Блока служить обществу не нашли отклика у его вчерашних единомышленников. Вокруг Блока сразу образовалась пустота. Поэт сомневается в дальнейшем пути. В его стихах звучат трагические ноты, он осознаёт трагизм эпохи и не приемлет страшный мир, уродующий человека.
В эти годы реакции поэт чувствует себя одиноко. Часто гуляет он вечерами в рабочих окраинах, заходит в дешевые рестораны и пишет свои наблюдения в записной книжке: « Вечером во время прогулки по мрачным местам, где хулиганы бьют фонари. Девочка идёт – издали слышно, точно лошадь тяжело дышит: очевидно, чахотка, она давится от глухого кашля, через несколько шагов наклоняется…Страшный мир.»(28 февраля 1912 г.) Поэт ненавидит дикое и тупое мещанство, но и такой мила ему Россия.
Он пишет третий том своей лирики, в который входят стихотворные циклы: « Страшный мир», «Пляски смерти» и среди них шедевр « Ночь, улица, фонарь, аптека».
«Возмездие» и «Арфы и скрипки» — лучшее, что было написано им в период расцвета его таланта. Но все его мысли были о России, в 1908 году он пишет цикл « На поле Куликовом» — пять гениальных стихотворений – в которых будут такие строки:
И вечный бой! Покой нам только снится… Сквозь кровь и пыль… Летит, летит степная кобылица И мнёт ковыль…
И впервые обратится к Родине так: О Русь моя! Жена моя! До боли Нам ясен долгий путь! Наш путь – стрелой татарской древней воли Пронзил нам грудь. * * * * *
И главным в его творчестве стала тема Родины. России нищей, богомольной, сирой и одновременно разгульной и дикой с раскосыми азиатскими глазами. Еще в 1908 году он напишет стихотворение « Россия», одно из моих самых любимых. Оно, словно признание любви к ней:
Опять, как в годы золотые Три стёртых треплются шлеи, И вязнут спицы расписные В расхлябанные колеи…
Россия, нищая Россия, Мне избы серые твои, Твои мне песни ветровые – Как слёзы первые любви! Тебя жалеть я не умею И крест свой бережно несу… Какому хочешь чародею Отдай разбойную красу! Пускай заманит и обманет, — Не пропадешь, не сгинешь ты, И лишь забота затуманит Твои прекрасные черты… Ну что ж? одной заботой боле – Одной слезой река шумней, А ты всё та же – лес, да поле, Да плат узорный до бровей… И невозможное возможно, Дорога долгая легка, Когда блеснет в дали дорожной Мгновенный взор из-под платка, Когда звенит тоской острожной Глухая песня ямщика!
Его стихи о России расходились мгновенно, а личная жизнь поэта не складывалась: Любовь Дмитриевна пыталась восстановить семейную жизнь, но ее хватало ненадолго – она опять увлеклась сценой. И снова театр увёл её от Блока.
В конце 1913 года Блок увидел в театре музыкальной драмы певицу Любовь Александровну Дельмас в роли Кармен и влюбился в неё как, гимназист. Стройная, высокая, с золотым руном волос, с искромётным талантом и низким голосом, она поразила его. Он вновь и вновь ходит на все её спектакли, напряженно следя за действием. В его записной книжке появляются заметки «… Пела Андреева-Дельмас – моё счастие».
А знаменитому уже тогда поэту так не хватало счастья и радости! Он становится первым поэтом в России. Все издания его стихов становятся литературным событием и мгновенно раскупаются, но поэт не чувствует себя счастливым, ему казалось, что она эта женщина, его Карменсита, может дать ему это счастье и пишет ей письма, стихи, посвящает ей цикл стихов « Кармен» — одну из своих вершин любовной лирики. Они часто ходили в театр, в белые ночи бродили по улицам, любуясь каналами, Невой. Какое-то время жили вместе, но и эта женщина не могла подарить поэту простое земное счастье, они расстаются.
В апреле 1916 года Блока призвали в армию, он служил писарем в штабе прифронтовой полосы и вернулся в Петроград только весной 1917 –го.
А красный призрак революции уже давно бродил по России. Он облекся в кровь и плоть. Лава горя и гнева народного должна была закипеть, и она закипела, вылилась в революцию 1917 года, неизбежность которой Блок давно понимал.
Пролетарскую революцию встретил Александр Александрович с радостью, ходил помолодевший, веселый, бодрый и всё прислушивался к « музыке революции» — он верил в её очистительную силу – ведь крушение старого мира состоялось. Он увидел все социальные потрясения и остался в России — вдали от родины жить он не мог… и не покинул её, как другие в 17-18 году, а остался с ней до самого конца.
В январе 1918 года он пишет свою самую знаменитую поэму « Двенадцать», закончив её 29 января, Блок записал в своём дневнике: « Сегодня я – гений». А на другой день 30-го написал « Скифов». Кто, из любящих русскую поэзию, не знает это стихотворение?!
В поэме. «Двенадцать» всё, гениально: и цветовое решение – всего три цвета: чёрный, белый и красный, и песенный строй стиха, и близость к народной речи, озорной частушке:
Эх, ты горе – горькое сладкое житьё – рваное пальтишко австрийское ружье!
Гибнет страшный мир, и поэт запечатлел это в поэме «Двенадцать». Поэт получал за неё восторги и проклятья, поэма мгновенно разошлась на лозунги, цитаты, была написана на красных знамёнах, на плакатах, она вышла на улицу. Последний из великих поэтов старой России стал первым великим поэтом Октября, но поэтическое вдохновение покинуло его – больше он не напишет ни строчки стихов.
После революции в своей статье « Интеллигенция и революция» Блок призывает деятелей искусства к сотрудничеству с новой властью. В ней есть такие строки: « Россия гибнет, России больше нет. Вечная память России, — слышу я вокруг, но передо мной – Россия: та, которую видели в пророческих снах наши великие писатели. Россия — буря. России суждено пережить муки, унижения, разделения, но она выйдет из этих унижений обновлённой. Правда — с народом – с ним чёрная светлая злоба, они имеют право на месть».
И даже когда крестьяне сожгли в Шахматове родное и так милое его сердцу гнездо – усадьбу деда, он не принял никаких карательных мер по отношению к ним. И всегда молчал об этом. Это тоже стало зарубкой на его сердце… В 1918-м году Блок испытает сильное горе: в военном лазарете умрет, заразившись от раненых, его сестра Ангелина – дочь отца от второго брака. Она работала в гражданскую войну в лазарете. Это была замечательная девушка « нежная, чуткая, нервная» — так писал он о ней. В 1919 году Блок объединил стихи 1907 – 1914 г. в сборник «Ямбы» и посвятил его Ангелине. Александр Александрович очень много работает в это время: в комиссии по изданию классической литературы( это в такие тяжелые для молодой советской республики годы), в репертуарной секции Петроградского отдела Наркомпроса, в учреждённом Горьком издательстве « Всемирная литература», избирается председателем управления Большого драматического театра, председателем Петроградского отделения Всероссийского Союза поэтов, одновременно готовит к изданию собственные сочинения и пишет статьи одну за другой и среди них: в 1919 году «Крушение гуманизма».
В ней есть такие строки: « Ничто так не содействует распространению коммунистических идей, как контраст, всё более разительный между богачом и бедным. Расширяется пропасть между колоссальным богатством и величайшей нищетой, страсть к спекуляции, погоня за приобретением развращает современное общество. Кто не знает, что социальный вопрос есть великий двигатель истории, или слишком туп, или слишком самоуверен и не хочет видеть это…»
Весной Блок тяжело заболел, это было связано и с голодными годами гражданской войны, и с огромным истощением нервной системы — кто мог выдержать такую нагрузку — и с запущенной болезнью сердца Поэт еще перемогался всю вторую половину мая и почти весь июнь, потом слёг и пытался работать сидя в постели, а болезнь затягивалась, самочувствие ухудшалось. Однако, все надеялись на выздоровление. К нему вернулась Любовь Дмитриевна и самоотверженно ухаживала за ним, продавала вещи, оставшиеся драгоценности покупала еду, она не отходила от него ни на шаг. Это ей было посвящено одно из его прекрасных стихотворений:
Она, как прежде, захотела Вдохнуть дыхание свое В мое измученное тело, В мое холодное жилье.
Как небо, встала надо мною, А я не мог навстречу ей Пошевелить больной рукою, Сказать, что тосковал о ней…
Смотрел я тусклыми глазами, Как надо мной она грустит, И больше не было меж нами Ни слов, ни счастья, ни обид…
Земное сердце уставало Так много лет, так много дней… Земное счастье запоздало На тройке бешеной своей!
Я, наконец, смертельно болен, Дышу иным, иным томлюсь, Закатом солнечным доволен И вечной ночи не боюсь…
Мне вечность заглянула в очи, Покой на сердце низвела, Прохладной влагой синей ночи Костер волненья залила…
Блок обессмертил её имя в стихах. Любовь Дмитриевна так и осталась Прекрасной Дамой русской поэзии…
А Блока стали мучить боли в сердце, появилась отечность, он стал плохо слышать. В начале июля показалось, что он выздоравливает, а 25 — го наступило резкое ухудшение. Поэт угасал на глазах и при нарастающей сердечной слабости тихо скончался в полной памяти и сознании 7-го августа 1921 –го года.
С невероятной болью восприняли современники его смерть. Корней Чуковский писал тогда: « Никогда мне не было так грустно. Двадцать лет он пел для нас с 98-го по 1918 год. А теперь его нет. Невероятно это осознавать…» Его Прекрасная Дама, его жена Любовь Дмитриевна прожила еще тринадцать лет, замуж она больше не вышла и умерла неожиданно для всех, последним её словом было: «Сашенька…»
И вот я нахожусь возле этого дома – музея Блока, рядом река Пряжка, при входе портрет поэта, по витой, железной, решетчатой лестнице поднимаюсь на четвёртый этаж и вижу медную табличку на двери: А. А. Блок пониже: для писем и газет. В прихожей вешалка, зеркало, саквояж, простые стулья, старый телефонный аппарат с буквами А и Б. Разговаривали так: снималась трубка, телефонистка отвечала, тогда, если номер начинался с 1 по 5, нажимали А , если номер начинался с 6 по 10, то нажимали Б.
Захожу в кабинет, в котором создал поэт почти все свои произведения 1912 – 1920г., в том числе « Ямбы», « Кармен», « Двенадцать» и « Скифы».
Обстановка сохранилась почти полностью. Письменный стол перешел к Блоку от его бабушки Бекетовой, тоже литературно одаренной, рабочее кресло и диван — из кабинета деда профессора Бекетова, книжный шкаф красного дерева был куплен женой поэта.
В кабинете большая висячая керосиновая лампа с зеленым абажуром, пепельница, пресс-папье, ручки с железными перьями, стеклянная чернильница, массивные стулья, круглый стол с бархатной зеленой скатертью, зеленый диван, еще один массивный книжный шкаф, наполненный книгами, изразцовая печь, еще два книжных шкафа, в которых собрания сочинений Пушкина, Тургенева, Некрасова.
Поэт был одним из образованнейших людей своего времени и любил читать с раннего детства. Книги были его лучшие друзья. Икона Крестителя с зажженной лампадой в углу, на стене гравюра, на полу небольшой, потертый от времени ковер, корзина для бумаг. А внизу из окна видна река Пряжка, на которую он любил смотреть, кода уже не выходил из квартиры. О чем он думал тогда, глядя на воду? О судьбе Родины, которую так любил? О своих друзьях молодости, поэтах – символистах Белом, Брюсове, Городецком, Ремизове, Сологубе, Гиппиус, о том, как сложились их судьбы? О судьбе русской интеллигенции и народа? Или о чем-то другом?
В столовой портрет Любови Дмитриевны, пять круглых стульев, круглый стол, покрытый белой скатертью, чайный столик, два самовара: один большой для гостей и маленький для себя, икона.
В спальне личные вещи поэта и его жены, старинная икона Спаса Вседердержителя фотографии жены, портрет сестры Ангелины, которую он нежно любил. Еще акварель с видом родного Шахматова, шкаф, круглый столик, ширма, а за ней кровать с железными круглыми шишечками. Здесь он провел столько мучительных дней!
В гостиной огромное зеркало почти до пола, цветы, старинный черный рояль в углу, большой, написанный маслом, портрет Любови Дмитриевны — его Прекрасной Дамы. Стоят тут с давних пор два мягкие низкие кресла, на которых любили сидеть хозяева, посудный шкаф, икона Смоленской Божией Матери – супруги были верующими людьми. На стене фотографии деда, тетушек, под стеклом макет дома- усадьбы Шахматова, кресло-шезлонг и на выходе белый Арлекин в углу — персонаж из «Балаганчика»…
А на стенах читаю надписи — выдержки из дневника Блока: «А стихия идет, кажется, огонь брызнет из-под этой коры – губительный или спасительный. И будем мы иметь право сказать, что это огонь губительный, если он только нас интеллигенцию погубит?» Записано 26 декабря 1908 года. И еще записи из дневника: «Озлобленные лица у простых людей. Молодежь самодовольна, аполитична с хамством и вульгарностью, языка нет. Любви нет». Записано в 1915 году. Другая запись: « Гениален быть может тот, кто сквозь ветер расслышал целую фразу, сложил слова и записал их…»
Еще выдержки из дневника: « Я чувствую по временам глухую травлю; чувствую, что есть люди, которые никогда не простят мне « Двенадцати», но с другой стороны есть люди, которые( совершенно неожиданно для меня) отнеслись сочувственно и поняли, что я ничему не изменил». 13 июня 1918 года.
« Поэт- величина неизменная – могут устаревать его язык, его приемы, но сущность его дела не устаревает». Из статьи « О назначении поэта» 1921 год. Выхожу из музея в смятении чувств: тут и огромная любовь к Поэту и Гражданину, сожаление о его прерванной жизни, мучительном конце, о его величии, и осознании того, что он всегда останется с нами, и, наконец, счастье, что я смогла прикоснуться к Прекрасному и возвышенному
Река раскинулась. Течет, грустит лениво И моет берега. Над скудной глиной желтого обрыва В степи грустят стога.
О, Русь моя! Жена моя! До боли Нам ясен долгий путь! Наш путь — стрелой татарской древней воли Пронзил нам грудь.
Наш путь — степной, наш путь — в тоске безбрежной — В твоей тоске, о, Русь! И даже мглы — ночной и зарубежной — Я не боюсь.
Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами Степную даль. В степном дыму блеснет святое знамя И ханской сабли сталь.. .
И вечный бой! Покой нам только снится Сквозь кровь и пыль.. . Летит, летит степная кобылица И мнет ковыль.. .
И нет конца! Мелькают версты, кручи.. . Останови! Идут, идут испуганные тучи, Закат в крови! Закат в крови! Из сердца кровь струится! Плачь, сердце, плачь.. . Покоя нет! Степная кобылица Несется вскачь! 7 июня 1908
Мы, сам-друг, над степью в полночь стали: Не вернуться, не взглянуть назад. За Непрядвой лебеди кричали, И опять, опять они кричат.. .
На пути — горючий белый камень. За рекой — поганая орда. Светлый стяг над нашими полками Не взыграет больше никогда.
И, к земле склонившись головою, Говорит мне друг: «Остри свой меч, Чтоб недаром биться с татарвою, За святое дело мертвым лечь! «
Я — не первый воин, не последний, Долго будет родина больна. Помяни ж за раннею обедней Мила друга, светлая жена! 8 июня 1908
В ночь, когда Мамай залег с ордою Степи и мосты, В темном поле были мы с Тобою, — Разве знала Ты?
Перед Доном темным и зловещим, Средь ночных полей, Слышал я Твой голос сердцем вещим В криках лебедей.
С полуночи тучей возносилась Княжеская рать, И вдали, вдали о стремя билась, Голосила мать.
И, чертя круги, ночные птицы Реяли вдали. А над Русью тихие зарницы Князя стерегли.
Орлий клёкот над татарским станом Угрожал бедой, А Непрядва убралась туманом, Что княжна фатой.
И с туманом над Непрядвой спящей, Прямо на меня Ты сошла, в одежде свет струящей, Не спугнув коня.
Серебром волны блеснула другу На стальном мече, Освежила пыльную кольчугу На моем плече.
И когда, наутро, тучей черной Двинулась орда, Был в щите Твой лик нерукотворный Светел навсегда. 14 июня 1908
Опять с вековою тоскою Пригнулись к земле ковыли. Опять за туманной рекою Ты кличешь меня издали.. .
Умчались, пропали без вести Степных кобылиц табуны, Развязаны дикие страсти Под игом ущербной луны.
И я с вековою тоскою, Как волк под ущербной луной, Не знаю, что делать с собою, Куда мне лететь за тобой!
Я слушаю рокоты сечи И трубные крики татар, Я вижу над Русью далече Широкий и тихий пожар.
Объятый тоскою могучей, Я рыщу на белом коне.. . Встречаются вольные тучи Во мглистой ночной вышине.
Вздымаются светлые мысли В растерзанном сердце моем, И падают светлые мысли, Сожженные темным огнем.. .
«Явись, мое дивное диво! Быть светлым меня научи! « Вздымается конская грива.. . За ветром взывают мечи.. . 31 июля 1908
И мглою бед неотразимых Грядущий день заволокло. Вл. Соловьев
Опять над полем Куликовым Взошла и расточилась мгла, И, словно облаком суровым, Грядущий день заволокла.
За тишиною непробудной, За разливающейся мглой Не слышно грома битвы чудной, Не видно молньи боевой.
Но узнаю тебя, начало Высоких и мятежных дней! Над вражьим станом, как бывало, И плеск и трубы лебедей.
Река раскинулась Течет, грустит лениво И моет берега Над скудной глиной желтого обрыва В степи грустят стога О Русь моя! Жена моя! До боли Нам ясен долгий путь! Наш путь — стрелой татарской древней воли Пронзил нам грудь Наш путь степной, наш путь — в тоске безбрежной, В твоей тоске, о Русь! И даже мглы ночной и зарубежной — Я не боюсь. Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами Степную даль В степном дыму блеснет святое знамя И ханской сабли сталь И вечный бой! Покой нам только снится Сквозь кровь и пыль Летит, летит степная кобылица И мнет ковыль.. . И нет конца! Мелькают версты, кручи.. . Останови! Идут, идут испуганные тучи, Закат в крови! Закат в крови! Из сердца кровь струится! Плачь, сердце, плачь.. . Покоя нет! Степная кобылица Несется вскачь!
Как часто мы слышим это высказывание, а чаще лишь его вторую часть, когда приходят трудности, когда в очередной раз нужно бороться, выживать, выкарабкиваться. Иногда, правда, довольно иронично выражение произносят, когда покоя не дают какие-то бытовые вопросы. Например, шалят и наводят беспорядок дети, либо в очередной раз соседи завалили общий коридор своими вещами, хотя им уже говорили, что так нельзя.
Слова «покой нам только снится» произносят в любом случае в каких-то неприятных сложных ситуациях. Высказывание вспоминают, и когда речь идет о борьбе в жизни отдельного человека, и в жизни целой страны.
У многих эти слова ассоциируются с советскими солдатами, идущими в бой за родину, за великие идеи, за мир и социальную справедливость. Однако впервые выражение «покой нам только снится» встречается в стихотворении Александра Блока 1908 года «На поле Куликовом». К советской истории оно не имеет никакого отношения. Поэт написал серию стихов о сражениях с монголо-татарами, в которых рассуждал об этом эпизоде в истории России, в целом о жизни страны. Блок назвал войны, которые ведет Россия, находясь между Западом и Востоком, священными. А битвы, которые он описывал, это лишь начало войны, конца которой не видно.
Однако популярным выражение стало, благодаря другому великому русскому поэту – Иосифу Бродскому. У него также есть стихотворение, начинающееся строками: «И вечный бой. Покой нам только снится» 1962 года. Это стихотворение было положено на музыку известным советским бардом Евгением Клячкиным. Оно посвящено военной тематике, боли и страданиям бойцов, находящихся в окопах, а также памяти тех, кто лежит давно в могилах.
С 60-х высказывание стало очень популярным. По иронии, поэт, чье творчество не признали в советской стране, где его преследовали, откуда он вынужден был уехать, стал автором одних из самых популярных в этой стране строк о мужестве и борьбе, которые нередко встречались в советских фильмах, в статьях, книгах, посвященных войне.
Река раскинулась. Течет, грустит лениво И моет берега. Над скудной глиной желтого обрыва В степи грустят стога.
О, Русь моя! Жена моя! До боли Нам ясен долгий путь! Наш путь — стрелой татарской древней воли Пронзил нам грудь.
Наш путь — степной, наш путь — в тоске безбрежной — В твоей тоске, о, Русь! И даже мглы — ночной и зарубежной — Я не боюсь.
Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами Степную даль. В степном дыму блеснет святое знамя И ханской сабли сталь.
И вечный бой! Покой нам только снится Сквозь кровь и пыль. Летит, летит степная кобылица И мнет ковыль.
И нет конца! Мелькают версты, кручи. Останови! Идут, идут испуганные тучи, Закат в крови! Закат в крови! Из сердца кровь струится! Плачь, сердце, плачь. Покоя нет! Степная кобылица Несется вскачь! 7 июня 1908
Мы, сам-друг, над степью в полночь стали: Не вернуться, не взглянуть назад. За Непрядвой лебеди кричали, И опять, опять они кричат.
На пути — горючий белый камень. За рекой — поганая орда. Светлый стяг над нашими полками Не взыграет больше никогда.
И, к земле склонившись головою, Говорит мне друг: «Остри свой меч, Чтоб недаром биться с татарвою, За святое дело мертвым лечь!»
Я — не первый воин, не последний, Долго будет родина больна. Помяни ж за раннею обедней Мила друга, светлая жена! 8 июня 1908
В ночь, когда Мамай залег с ордою Степи и мосты, В темном поле были мы с Тобою,- Разве знала Ты?
Перед Доном темным и зловещим, Средь ночных полей, Слышал я Твой голос сердцем вещим В криках лебедей.
С полуночи тучей возносилась Княжеская рать, И вдали, вдали о стремя билась, Голосила мать.
И, чертя круги, ночные птицы Реяли вдали. А над Русью тихие зарницы Князя стерегли.
Орлий клёкот над татарским станом Угрожал бедой, А Непрядва убралась туманом, Что княжна фатой.
И с туманом над Непрядвой спящей, Прямо на меня Ты сошла, в одежде свет струящей, Не спугнув коня.
Серебром волны блеснула другу На стальном мече, Освежила пыльную кольчугу На моем плече.
И когда, наутро, тучей черной Двинулась орда, Был в щите Твой лик нерукотворный Светел навсегда. 14 июня 1908
Опять с вековою тоскою Пригнулись к земле ковыли. Опять за туманной рекою Ты кличешь меня издали.
Умчались, пропали без вести Степных кобылиц табуны, Развязаны дикие страсти Под игом ущербной луны.
И я с вековою тоскою, Как волк под ущербной луной, Не знаю, что делать с собою, Куда мне лететь за тобой!
Я слушаю рокоты сечи И трубные крики татар, Я вижу над Русью далече Широкий и тихий пожар.
Объятый тоскою могучей, Я рыщу на белом коне. Встречаются вольные тучи Во мглистой ночной вышине.
Вздымаются светлые мысли В растерзанном сердце моем, И падают светлые мысли, Сожженные темным огнем.
«Явись, мое дивное диво! Быть светлым меня научи!» Вздымается конская грива. За ветром взывают мечи. 31 июля 1908
И мглою бед неотразимых Грядущий день заволокло. Вл. Соловьев
Опять над полем Куликовым Взошла и расточилась мгла, И, словно облаком суровым, Грядущий день заволокла.
За тишиною непробудной, За разливающейся мглой Не слышно грома битвы чудной, Не видно молньи боевой.
Но узнаю тебя, начало Высоких и мятежных дней! Над вражьим станом, как бывало, И плеск и трубы лебедей.
Не может сердце жить покоем, Недаром тучи собрались. Доспех тяжел, как перед боем. Теперь твой час настал.- Молись! 23 декабря 1908
Еду ли ночью по улице темн. 
Как часто мы слышим это высказывание, а чаще лишь его вторую часть, когда приходят трудности, когда в очередной раз нужно бороться, выживать, выкарабкиваться. Иногда, правда, довольно иронично выражение произносят, когда покоя не дают какие-то бытовые вопросы. Например, шалят и наводят беспорядок дети, либо в очередной раз соседи завалили общий коридор своими вещами, хотя им уже говорили, что так нельзя.